Читать «Дневники» Ф.Кафки — дело нелёгкое, особенно, если с самого начала бесконечные повторы и повторы. Может, это дело рук редактора М. Брода, а может, какая-то другая причина. Кто знает?
А в целом, впечатление от чтения «Дневников» не плохое. Он прожил очень хорошую жизнь, энергичную, молодую, путешествуя везде и повсюду, сохраняя любовь к красоте и искусству, включая женщин.
Его «раздираемая в противоречиях душа»-это не что-то очень новое для меня, такая же душа была у Льва Толстого, у Фёдора Достоевского и у других художников, которых я знаю.
Образность не живёт в застоялой воде и спит, непробуждённая. Даже на кладбище внутри могил и вокруг них. Между прочим, это была любимая тема Кафки. 5 июля 1922 года он записал в своём дневнике: «Мои писания не откупили меня от смерти. Я умирал всю свою жизнь, а теперь я действительно умираю.»
Везде по этой статье приводятся фотографии: 1)лицевой обложки книги «Дневники» Ф.Кафки;2) его почерка; 3 ) его общей могилы с отцом и матерью;4) его портрета, нарисованного художником,4) бронзового памятника Кафке в Праге.
Но вернёмся к чтению из его дневников на стр. 28:
» 15 декабря 1910 г. Просто не верю заключениям, которые я сам вывел из своего настоящего состояния, котрое уже длится почти целый год, оно слишком серьёзно для этого. Правда, даже не знаю, можно ли сказать, что моё состояние ново для меня. Моё теперешнее мнение: это моё состояние не ново — со мной и раньше происходили такие дела, но не так, как сейчас.
Словно я сделан из камня, как будто я сам и есть свой собственный надгробный памятник, нет ни единой доли для сомнения или неверия, любви или отвращения, куража или треволнений, ни в частности, ни в целом, лишь продолжает жить одна лишь слабая надежда, но не лучше, чем надписи на могильниках. Почти каждое слово, которое я пишу, злится и раздражается на другое, я слышу, как согласные скрежещут свинцовыми зубами, притираясь друг к другу, а гласные поют как бы в аккомпанируя, словно негры в министрель-шоу. Мои сомнения окружают каждое моё слово, я вижу их даже до того, как увижу слово, а что потом! Я вообще не вижу это слово, я изобретаю его. Конечно, это не самая большая беда, если бы я мог изобрести слова с запахом мертвецов, распростаняющимся в сторону, противоположную от меня или от лица моего читателя.
Когда я сижу за столом, я чувствую не лучше того, кто упал посреди движения на площади Плас де л’ Опера, и сломал обе ноги. Все автомобили вдруг замерли во всех направлениях и из всех направлений, несмотря на их оглушительный шум, вот так боль человека регулирует транспортное движение, гораздо лучше, чем полицейский, он закрывает его глаза и опустошает площадь без необходимости автомомобилям делать разворот.
Большая суматоха усиливает боль для человека, ведь он действительно превратился в помеху транспортному движению, однако, пустота не менее печальна, потому что она способствует истинной боли выйти наружу .»
Это моя интерпретация английского перевода господина Джозефа Креша, который в свою очередь сделал перевод Ф.Кафки с немецкого. И это всё, поверьте мне, не простая работа.
Посмотрите фото шоу «Скетчи Кафки»:
Кафка, гражданин ново-образованной Чешской республики, по культурному развитиюю австриец, писал для
небольшой немецкой аудитории. Он умер в 1924 году до того, как немецкие интеллектуалы разделились на правых и левых, что было одним из глубочайших духовных кризисов. Произведения Кафки принадлежат тому времени. Его новеллы и другие неопубликованные произведения появились в печати сразу же после его смерти под редакцией Макса Брода, который усердно укреплял репутацию своего недавнего друга, но также не менее усердно работал над тем, как утвердить собственный имидж Ф. Кафки как святого писателя, главным образом, занятого религиозными вопросами.
Но, Кафка был при жизни аполитичен, все знают об этом!
Давайте опять почитаем из «Дневников» Кафки на странице 63:
«4 октября 1911 года. Ближе к вечеру я на диване в своей комнате. Но почему так долго времени нужно, чтобы различить цвет , а потом, когда восприятие достигло своей высшей точки, нужно понять какой это цвет.
Если свет проникает из прихожей и из кухни, падая на стеклянную дверь, сливаясь со светом снаружи, тогда это — зеленоватый, или даже точнее сказать, чтобы не умалить точности восприятия — это зелёный, потому что зелёный свет заливает почти все окна. Если свет в передней выключен, и только кухня освещена, тогда окно, что ближе к кухне, кажется синим, другое — беловато-голубым, таким образом, беловатый цвет сглаживает все рисунки на замороженном стекле (стилизованные маки, усики, разнообразные прямоугольники и листья).
Искажаются светотени, отбрасываемые на стены и потолок от электрического освещения улиц и моста внизу, частично испорченные совсем, набегают друг на друга, и очень трудно проследить за ними.
Когда там, внизу, устанавливали электрические дуговые лампы, и когда была оборудована эта комната, никто, конечно, не рассчитывал, как практически будет выглядеть моя комната с дивана именно в этот час, когда в ней нет света.
Белым бликом, словно привидение, скользят отблески света от проезжающего трамвая, который останавливается механически, и поэтому привидение ползёт вдоль одной стены и вдруг обрывается на угле. Глобус восседает на комоде в первозданном, свежем, полном отражении от уличных огней,- чисто зеленованый цвет сверху, на выпуклости сияет особым светом, кажется, что он слишком силён для неё, пробегает вдоль плоской поверхности и исчезает, превращаясь в коричневый оттенок, сходный по цвету с кожаным яблоком. Свет из прихожей отбрасывает большую тень на стену над кроватью. Изогнутая линия соединяет этот луч с изголовьем кровати, создавая иллюзию, что кровать прижата вниз, а опоры её раздвинуты, и потолок висит высоко над кроватью.»
Мой перевод также.
Посмотрите наше фото экспозе :» Сны Кафки»
изображения не найдены
Интеллект Кафки был резко скептическим, естественный склад его ума чрезвычайно ироничным, а его чувство запаздывания везде накладывало на него консервативный отпечаток, чтобы считать его реальной надеждой религиозного спасения человечества.
Как же он мог бы спасти весь мир, если он не мог спасти себя самого от себя самого в критическую минуту?
На мой взгляд, Кафка никому не принадлежит, кроме как только самому себе. Писатель — не собственность государства, его настоящими ценителями являются его читатели. Кафка пролетает высоко над расставленными сетями национализма, которые мешают его полёту, принижая его. Он принадлежит миру ВООБРАЖЕНИЯ.
Послушайте:Франц Кафка, Дневники, 1913 год.
Автор
valpat21@hotmail.ca